Океанский патруль. Книга 1 - Страница 150

150

— Этот солдат невиновен. Я ему приказал, и он приказ выполнил…

За спиной Яунзена, как избавление от мук, захлопывается дверь одиночной камеры. Глубокой ночью к нему приходит санитар-фельдфебель.

— Ну! — говорит он, грубо ощупывая избитое тело егеря. — Ты, парень, легко отделался.

Он лезет к нему в рот жесткими пальцами, равнодушно замечает:

— Зубы выбили, а корни остались.

Достав щипцы, вырывает корни. Франц Яунзен выплевывает кровь, плачет:

— О, майн готт, за что меня так?..

— Не скули! — Фельдфебель смазывает ему синяки какой-то мазью, говорит: — Иди… иди, парень.

— Куда?.. Куда идти?

— В канцелярию.

В канцелярии военный чиновник, как будто ничего не случилось, говорит ему:

— Впредь вы будете следить за настроением солдат вашего взвода и немедленно докладывать обо всем лейтенанту Вальдеру. Ваш служебный номер, который вы должны хранить в тайне, — 7318… Можете идти.

— Слушаюсь, — ответил Яунзен, а когда очутился на улице, то поднял голову и, глядя на звезды, поклялся: «Чтобы я когда-нибудь что-нибудь для кого-нибудь еще написал… да никогда!..»

До сих пор Герделер думал, что мощь третьей империи заключена в железных колоннах солдат, в генералах людендорфской выучки, в беспрекословной дисциплине, в жерлах орудий, в крейсерах, в торпедах, в немецкой пунктуальности. И до сих пор он чувствовал себя неотделимой частью этого сложного механизма. Но оказалось, что все это — блеф; над армией и над ним тупо возвышалась еще одна сила, которая воплощена вот в этом штурмбаннфюрере с белой повязкой гестаповца на рукаве.

Допрос окончен. Ему бросают одежду:

— Одевайтесь.

Инструктор разбирает сверток обмундирования. Золотые шнуры оберста с мундира уже спороты. Пальцы дрожат, не могут нащупать пуговицу. Кто-то помогает ему натянуть штаны, толкает в спину:

— Быстрей, быстрей!..

Уже ночь. Горы чернеют на горизонте. Его сажают в машину, везут. Штурмбаннфюрер всовывает ему в рот сигарету, подносит к лицу зажигалку.

— Ну, — говорит он, — может, вспомним все-таки?

«О чем вспомнить? — пытался сосредоточиться фон Герделер. — Ах да!.. Этот „дарревский молодчик“ Отто Рихтер, прибывший в Финмаркен из Голландии. Я встречался с ним в Парккина-отеле… Кто еще был тогда?.. Кажется, командир противокатерной батареи с мыса Крестового… как зовут этого обер-лейтенанта?.. Фон… фон Эйрих…»

— Ну! — настаивает гестаповец. — Так, может, мы скажем честно, что получили задание от русской разведки начать разложение горноегерской армии?

— Я ни в чем не виноват, — отвечает фон Герделер. — Никаких заданий от Рихтера не получал… Произошла какая-то чудовищная ошибка…

Шофер в мундире эсэсовца говорит:

— Здесь! — И машина останавливается. Инструктора подхватывают за руки, его ноги волокутся по земле. «Все, — думает он, — конец», — и говорит:

— Послушайте, я умру, но совесть моя перед фюрером чиста. Я остаюсь верным слугой национал-социалистской партии.

— Браво, браво! — смеется штурмбаннфюрер и деловито распоряжается: — Вот к этой скале… повертывайтесь…

— Нет! — отвечает инструктор, прижимаясь к скале спиной. — Я приму смерть с открытым лицом!..

— Ну, валяйте, желаю вам оставить штаны сухими.

Автомашины с включенными фарами въезжают на площадку, и теперь четыре ярких луча, как прожекторы, сходятся на фон Герделере.

— По изменни-ку н-а-а-ции!.. — нараспев командует штурмбаннфюрер, и карабины нащупывают сердце инструктора, которое сжимается в груди от предчувствия пулевых уколов.

Гестаповец вдруг обрывает команду, подходит к нему.

— Спрашиваю последний раз, — говорит он, — от кого получали задание написать эту пораженческую статью?

Фон Герделер вскидывает руку в нацистском приветствии:

— Хайль Гитлер!

— Не будь дураком! Я отдаю команду «пли».

— Хайль Гитлер!

— Пли!

Инструктор почти явственно ощутил толчок пуль, но продолжал стоять, только одна мысль билась под черепом: «За что?.. За что?.. Разве я…»

Штурмбаннфюрер подходит снова:

— Послушайте, я шучу только один раз. Со второго залпа от вас полетят клочья.

— Хайль Гитлер!..

— Ну, ладно!.. Внимание… пли!

На этот раз, кажется, попали. Все тело разрывается на части.

«Но почему я не падаю?..»

Штурмбаннфюрер подходит и сталкивает его на землю:

— Лежи!..

Инструктор потерял сознание. Когда же очнулся — вокруг было пусто. Он понял, что машины уехали, оставив его одного в тундре. Вспомнив сцену расстрела, вяло подумал: «Пугали», — и поднялся на ноги.

На рассвете, проделав пешком несколько верст, инструктор пришел в Петсамо, где его уже ждал приказ:

«Оберст Хорст фон Герделер понижается в звании, как не справившийся со своими обязанностями, и переводится в разряд строевых офицеров…»

Двое

— Пи-ить… дай… воды…

И, когда она просила об этом, Мордвинов каждый раз переставал грести и с ненавистью оглядывал волнующийся простор океана.

«Где бы достать воды?.. Хоть каплю, одну лишь каплю!.. Не для меня — для нее!..»

— Пи-и-ить… пи-и-ить, — просила Варенька, с трудом разлепляя запекшиеся губы, а он сидел рядом с ней — тихий, сгорбленный — и ждал, когда она снова потеряет сознание. Потеряет сознание и хоть на время забудет, что на этом прекрасном свете, который она так любит, есть вода — вода живая, сверкающая, прохладная, чистая.

И, когда она забудет об этом, он опустит в воду, которую нельзя пить, свое широкое весло — снова начнет грести к невидимому берегу. Пусть уж лучше она лежит в беспамятстве, чем слышать ее постоянную просьбу «пи-и-ить», которую нельзя исполнить.

150