Платов, выпятив руки вперед, на ощупь пошел к выходу и сразу же уткнулся в переборку. «Черт, куда я иду? Неужели запутался?» Холодный озноб опоясал спину. Сплошная темнота трюма обступила его плотным немым кольцом.
Корабль продолжал погружаться.
Палуба уже стояла наклонно, ноги скользили по ней, срываясь вниз, в какую-то бездонную пропасть. Было обидно — до слез обидно! — умирать здесь, в этом громадном железном гробу, среди голых бездушных машин. Хотя бы умереть на виду у людей под яркими родными звездами!..
Внезапно наверху выросла узкая щель голубого света, — его друзья, он понял это, стреляли ракетами в небо. Ударяясь об острые углы механизмов, Платов пошел по направлению освещенного люка. Внизу что-то рухнуло. Днище, вставая на дыбы, тяжко покатилось в сторону, и в лицо вдруг освежающе ударило солеными брызгами. Еще мгновение — и Платов наконец перевесился наружу. Верхняя палуба стояла почти вертикальной стеной, и он выглядывал из люка, как в чердачное окно гигантского рушащегося дома.
Мордвинов подошел к Пеклеванному, смотревшему в ночной океан.
— Товарищ лейтенант, матрос из команды «Гринвича» просится на мостик.
— Что ему?
— Не знаю. Поговорить, наверное.
— Разбудите заместителя командира по политчасти. Он спит в штурманской рубке…
Самаров после тяжелого сна долго не мог понять, о каком матросе идет речь. Наконец понял и велел позвать англичанина к себе. Тот явился, осторожно держа перед собой забинтованную руку.
Это был Томми Стерлинг.
— Я вас слушаю, — сказал Самаров, предлагая матросу сесть рядом с ним.
— Господин сублейтенант, — начал говорить Стирлинг, поглядев на погоны Самарова, — для того чтобы вам было понятно все, позвольте я раскрою перед вами нехитрую механику этого последнего рейса «Гринвича»… Во-первых, пароходные компании: в случае потопления транспорта они получают крупный страховой куш. Во-вторых, вернувшись к земле без своего корабля, команда вознаграждается за риск. В-третьих, матросы просто врут чиновникам о своих погибших богатствах. У меня, может, была всего одна куртка, а я скажу, что имел два чемодана белья, золотые часы и прочее, . и все это будет оплачено мне с процентами… Теперь вам, наверное, понятно, почему мы привыкли покидать корабли даже с ничтожными пробоинами.
— Мне это было понятно давно, — ответил Самаров, протягивая матросу портсигар.
— Не знаю, — пожал плечами Стирлинг, — может, я напрасно рассказываю вам это, но однажды я имел честь участвовать в бою с немецкими миноносцами на доблестной палубе вашего корабля. Я видел смелость ваших матросов и слишком уважаю вас, чтобы позволить себе скрыть свои подозрения…
— Что вы можете сообщить?
— Я хочу сказать, что «Гринвич», несмотря на повреждение, может затонуть только в одном случае…
— А именно? — насторожился Самаров.
— Если… открыть кингстоны.
— Говорите все. И быстрее.
— Я ничего не знаю, но один из сорока восьми матросов — матрос Хиггинс — пропал с корабля…
— Последний раз вы его видели где?
— В кубрике. В кубрик пришел мистер Мюр и долго уговаривал о чем-то Хиггинса…
Рванув дверь, Самаров выскочил из рубки. Перескакивая через три ступеньки, взбежал на мостик.
— С транспорта ракета! — неожиданно закричал Мордвинов.
Длинная лента огня прорезала темноту, вытягиваясь узким рыжим пламенем. Описав траекторию, повисла над мачтами и рухнула прямо на мостик, рассыпавшись яркими брызгами. Матросы бросились в разные стороны, потом снова сошлись и, как по команде, стали затаптывать ракету ногами.
— Помощник, остаться здесь! — крикнул Рябинин, бросаясь к трапу.
Тревога пронзила «Аскольд» сверху донизу, от киля до клотика. Когда Прохор Николаевич прибежал на корму, там уже собралось человек десять матросов во главе с боцманом.
Транспорт погружался в воду носом, медленно задирая в небо корму.
Назревала катастрофа…
Неожиданно внутри «Гринвича» раздался оглушительный треск и грохот. Это от железобетонного фундамента оторвались паровые котлы и полетели вниз, разрывая стальные переборки, как тонкую бумагу. «Гринвич» на глазах у людей раскололся пополам.
Кормовая часть его, почти не поврежденная, гулко шлепнулась днищем об воду и тут же быстро выровнялась, обратив к «Аскольду» белую водонепроницаемую переборку. А носовая, постояв с полминуты вертикально, с шумом и свистом пошла под воду.
Алеша Найденов сильным взмахом топора перерубил последний, толщиной с руку, буксирный трос, и «Аскольд» облегченно вздрогнул.
И не успели матросы опомниться, как Рябинин уже скомандовал:
— Боцман, готовить новые буксиры!.. Подвахтенные — на лебедку, спустить шлюпку…
Шлюпка подвалила к борту «Аскольда», с трудом сдерживаемая на волнах. Варенька Китежева, перегнувшись через поручни, всматривалась в расплывчатые силуэты гребцов, пытаясь разглядеть среди них матросов авральной группы.
— Все живы? — крикнула она.
И голос Платова, веселый и хриплый, ответил из-за борта:
— А что с нами станется?.. Живы еще!.. Через полчаса патрульное судно «Аскольд» снова пошло вперед, волоча за собой кормовую половину транспорта.
Тепрель Мюр проснулся в полночь. Крадучись, он вышел из каюты и всмотрелся в темь. Повернутый вперед кормою, «Гринвич» шел по-прежнему за «Аскольдом». В кубрике Мюра встретил транспортный боцман с большим сизым носом, к которому бы так здорово подошло кольцо из ноздрей вождя какого-нибудь дикарского племени в Африке.
Увидев капитана, он стал бить спящих матросов цепочкой от дудки, приговаривая: